Первую белорусскую АЭС разрезали автогеном

Сегодня Беларусь готовится войти в число стран, развивающих атомную энергетику и использующих атомную энергию собственного производства. Вскоре начнется строительство первой белорусской АЭС. Но атомная станция у нас уже была… мобильная.

Более 40 лет назад, когда быстрыми темпами развивалась ядерная энергетика, и появились атомные подводные лодки, оснащенные компактными реакторами, родилась идея создать передвижную атомную электростанцию, размещенную на автомобильном или железнодорожном шасси. Рассматривался вариант создания в будущем атомной электростанции в самолете.

В первую очередь такие электростанции требовались для энергоснабжения мощных военных радаров, расположенных в труднодоступной отдаленной местности, к примеру, на острове Новая Земля или среди бескрайней тайги. Спрятанные в надежных укрытиях, мобильные АЭС после ракетно-бомбового удара могли развернуться в любом необходимом месте.

Естественно, и в гражданских целях такие мобильные мощные электростанции очень востребованы — случись где мощное землетрясение, подобное тому, что произошло в 1988 году в Армении, или авария на обычной электростанции, всегда выручит мобильная АЭС.

Разработку и производство мобильной АЭС было решено начать в Минске. Вероятно, помимо мощного научно-технического потенциала Беларуси, не последнюю роль сыграло то, что в Минске расположен завод колесных тягачей, производивший шасси для транспортировки межконтинентальных ракет. На шасси такого тягача было решено делать АЭС.

Специально для этих целей и был создан Институт ядерной энергетики белорусской Академии наук, который теперь называется Объединенный институт энергетических и ядерных исследований «Сосны». Именно в поселке Сосны разрабатывали передвижную атомную электростанцию «Памир», главным конструктором которой был Василий Нестеренко.

Институт построили примерно в 7 километрах от Минска по Могилевскому шоссе. Рядом — современный поселок для его сотрудников. Поскольку это был очень важный объект, его охрану осуществлял Комитет госбезопасности — поблизости разместилась военная часть погранвойск, которые тогда подчинялись КГБ.

Все здания строились основательно, с учетом требований атомной энергетики. Мощные стены, толщина которых доходит до двух метров, чуть ли не полуметровой толщины двери, системы охраны и сигнализации.

Требования для создания мобильной АЭС по тем временам были грани фантастики — необходимо было сконструировать компактный и легкий энергетический реактор мощностью 630 КВт с автономной системой охлаждения и при этом способный работать в диапазоне температур от -50 до +50.

Даже реакторы подводных лодок, где было относительно много места и воды для охлаждения, были простыми изделиями в сравнении с тем, что предстояло создать в Минске.

Многие исследования приходилось начинать с нуля. Например, в охлаждающем контуре в качестве теплоносителя впервые применена четырехокись азота. Обычные реакторы охлаждаются водой или натрием, для чего необходима, как минимум, двухконтурная схема охлаждения. А в реакторной установке «Памир» — газожидкостный термодинамический цикл по одноконтурной схеме. Эти технические решения позволили АЭС работать в требуемом диапазоне наружной температуры.

Для расчетов использовались первые отечественные компьютеры: сначала — «Минск-22», потом — «Минск-32». Позже здесь появился один из самых мощных на то время в СССР компьютеров — ЕС-1060. Этот примитивнейший по современным меркам компьютер занимал «всего» 200 кв. м площади.

Многие уникальные детали «Памира» изготавливали здесь же на небольшом заводе, а в целом на проект работало около 50 промышленных предприятий и организаций.

Около полутора тысяч сотрудников института работали над проектом более 20 лет.

Ко второй половине 1980-х годов была создана и испытана первая мобильная АЭС «Памир».

Реакторный и турбогенераторные блоки размещалась на шасси двух автомобильных седельных тягачей МАЗ-537. Еще на двух автомобилях находились пульт управления и помещения для персонала (станцию обслуживали 28 человек). Самым тяжелым был реакторный автомобиль, весивший 60 тонн (грузоподъемность стандартного железнодорожного вагона).

«Памир» можно было перевозить железнодорожным, морским и авиационным транспортом.

Для работы автомобиль с реактором соединялся с турбогенераторным автомобилем шлангами высокого давления, по которому проходил газ — четырехокись азота.

Заправки ядерным топливом хватало на 5 лет. После этого срока «Памир» должен был доставляться в Минск для планового обслуживания, для чего в институте были сооружены специальные помещения.

Всего было выпущено два комплекта «Памира», один из которых прошел все испытания, а второй был абсолютно новым. Ничего подобного в других странах даже не проектировалось.

Но в 1986 году произошла Чернобыльская катастрофа и страну охватила радиафобия. К тому же экономика страна переживала непростой перестроечный период, многие высокотехнологичные военные предприятия испытывали серьезные трудности.

Некоторые, в том числе и из работников института (один из них был заместителем директора института) стали писать руководству БССР и СССР разоблачительные письма — мол, рядом с Минском находятся опасные реакторы. Да и кто попало, считая себя великим специалистом в области ядерной физики, от писателя до преподавателя марксизма, стали бороться с атомной энергией, создавая себе популярность на волне разоблачительных публикаций и уличных митингов.

В итоге, директор Института ядерной энергетики был снят с должности, ряду заместителей и ведущих специалистов вынесли выговоры. А две уникальные мобильные атомные станции, опередившие свое время, были попросту разрезаны автогеном.

Сохранилось немного: две настольные модели «Памира», которые иногда показывают журналистам; часть запасов обогащенного урана, который сейчас используется для научных исследований; а также замысловатая металлическая конструкция — активная зона реактора, стоящая сейчас на территории института сразу за проходной в виде части монумента «Памиру» — уникальной станции, опередившей свое время, станции, ради которой создавался этот институт, и работе над которой отдали 20 лет многие его сотрудники.

Сколько было потеряно денег, создатели «Памира» затрудняются ответить. Только программа научных исследований потянула на 300 млн. советских рублей, которые в то время «весили» не меньше современного американского доллара.

Сейчас в институте ведутся научные работы по преобразованию долгоживущих радиоактивных ядер в стабильные или короткоживущие с помощью нейтронов. Ученые пытаются добиться того, чтобы радиоактивные элементы, к примеру, отходы атомных станций, которые остаются опасными в течение нескольких сотен или тысяч лет, перерабатывать в элементы, которые распадаются в течении часов или даже секунд.

Для этого в институте был сооружен «подкритический» реактор малой мощности. «Подкритический» — значит, что в нем масса радиоактивного материала меньше критической массы, при которой идет активное выделение энергии. Но энергию научный реактор все-таки выделяет — всего 100 ватт — мощность лампочки накаливания.

При этом реактор загружен ураном-235 общей массой 70 кг. Такой массы урана хватило бы для 5 атомных бомб, что сброшены на Хиросиму.

Лаборатория имеет статус международной, и в проекте принимают участие ученые из других стран.

Чтобы увидеть этот реактор, необходимо пройти через проходную Объединенного института энергетических и ядерных исследований «Сосны» НАН. Проходная укреплена в соответствии со стандартами безопасности ядерных объектов — решетки, различные системы контроля и допуска, в некоторых кабинетах — бронированные двери.

От проходной автобус везет нас по территории института, которая выглядит заброшенной. В общем, так оно и есть — после того, как программа «Памир» была закрыта, институт зачах — множество уникальной техники оказалось не нужным и большинство помещений здесь пустует.

Останавливаемся около одного из корпусов института — что-то среднее между научным корпусом и ангаром. Там вновь проходим через системы контроля доступа, где дежурит традиционная бабушка-вахтерша. На стене в вестибюле висит антикварный телефон. Еще здесь стоит система контроля радиации. По традиции просят одеть белый халат: «Так положено. Вы же идете к реактору». Научные специалисты, работающие с этим реактором, не могут внятно пояснить, для чего надо этот самый халат поверх зимней одежды. Но порядок есть порядок.

Затем спускаемся по лестницам вниз, в подвал, и проходим через несколько толстых дверей, подобных тем, что стоят в убежищах. Сопровождающий поясняет, что мы находимся на глубине 7 метров. Первоначально это строение сооружалось для работы над проектом «Памир» и здесь велись работы с его энергетическим реактором. Толщина стен здесь доходит до двух метров. Пахнет сыростью, как в обычном подвале. Наконец, сопровождающий открывает последнюю дверь, толщиной не менее полуметра, и входим в помещение, где находится реактор.

Реактор стоит в небольшой комнате примерно 7х7 метров.

Как ни странно, но здесь можно находиться без средств защиты, а сам реактор можно потрогать голыми руками и даже достать из него тонкие стержни с ураном, что и продемонстрировал сопровождающий. Около реактора дозиметр показывает не больше 80 микрорентген в час. Около самой «активной» зоны с урановыми стержнями — максимум 150. Для сравнения — нормальный фон в Минске — 20-25, опасный — 60, в зоне отселения Ветковского района, где продолжают жить люди (150 км от Чернобыльской АЭС) — 200, около смотрового павильона Чернобыльской АЭС, который в сотне метров от 4-го энергоблока — 980.

Рядом стоит еще одна установка подобных размеров. Обе установки находятся рядом на рельсовых шасси, а в двухметровой стене этого помещения находится отверстие, куда направляется излучение от реактора. За стеной излучение принимается измерительной научной аппаратурой. Благодаря тому, что обе установки подвижны, их можно по очереди устанавливать напротив стенового отверстия.

После огромных помещений атомных станций научный ректор откровенно разочаровал своими размерами. Но именно на нем отрабатываются новые технологии, которые в будущем, возможно, позволят нейтрализовывать опасные радиоактивные отходы.

Василий СЕМАШКО, Naviny.by